Читать интересную книгу Озарение [Версия без таблиц] - Малкольм Гладуэлл

Но Бардж с коллегами ошиблись. Испытуемые, «настроенные» словами агрессии, прерывали беседующих в среднем через пять минут. Однако подавляющее большинство (82 %) испытуемых, «настроенных» на вежливость, ни разу не вмешались в беседу. Если бы эксперимент не завершался через десять минут, кто знает, сколько бы еще они с улыбкой на лице терпеливо стояли в коридоре?

«Эксперимент проходил прямо в коридоре, рядом с моим кабинетом, — рассказывает Бардж. — Студенты шли в мой кабинет и наталкивались на девушку-ассистентку, с которой беседовал в дверях руководитель эксперимента, то есть я. Ассистентка при появлении очередного студента начинала говорить, что не понимает моих требований. Она задавала одни и те же вопросы в течение десяти минут. „Где мне это отмечать? Я не знаю“, — Бардж даже поморщился, вспоминая это как нечто чудовищное. — Мне приходилось выслушивать одни и те же фразы снова и снова. Из часа в час, как только подходил новый испытуемый. Это надоедало, очень надоедало. Эксперимент продолжался целый семестр. И студенты, прошедшие тестирование со словами вежливости, терпеливо стояли в дверях».

Следует отметить, что прайминг — это не промывание мозгов. Мне не удастся заставить вас поделиться глубоко личными воспоминаниями из детства, настроив вас с помощью таких слов, как «кроватка», «бутылочка» или «плюшевый мишка». Не могу я и запрограммировать вас на то, чтобы вы ограбили для меня банк. С другой стороны, последствия прайминга очевидны. Два голландских исследователя провели эксперимент, в ходе которого группы студентов отвечали на сорок два непростых вопроса из настольной игры «Trivial Pursuit». Первую группу студентов перед началом эксперимента попросили пять минут подумать над тем, что означает быть профессором, и записать все, что придет на ум. Эти студенты ответили правильно на 55,6 % вопросов. Другую половину студентов попросили задуматься над тем, что представляют собой хулиганствующие футбольные фанаты. Эти студенты ответили верно на 42,6 % вопросов игры. «Профессорская» группа знала не больше, чем группа «хулиганов». Они не были сообразительнее, внимательнее или серьезнее — они просто находились в более «интеллектуальном» состоянии. Кроме того, эти студенты соотнесли себя с интеллектуальной работой, и это тоже помогло им находить верные решения. Заметим, что разница между 55,6 % и 42,6 % огромна. Она вполне может определить успех или поражение.

Психологи Клод Стил и Джошуа Аронсон провели подобный эксперимент, но в более радикальном варианте, взяв двадцать вопросов из специальных выпускных экзаменов — стандартного теста для поступления в аспирантуру. В эксперименте участвовали чернокожие студенты колледжа. Перед началом тестирования студентов попросили сообщить, к какой расе они принадлежат. Этого оказалось достаточно, чтобы настроить их на все отрицательные стереотипы, связанные с афроамериканцами и их академическими достижениями. В результате они ответили верно лишь на половину вопросов. В нашем обществе мы привыкли доверять подобным тестам и считаем их надежным показателем способностей и знаний испытуемого. Но так ли это? Если белый ученик престижной частной средней школы во время проверки способностей к обучению в высшем учебном заведении получает больше баллов, чем чернокожий ученик школы на окраине, действительно ли причина в том, что первый ученик лучше? Или же быть белым и посещать престижную среднюю школу означает быть постоянно настроенным на мысль о собственной «интеллектуальности»?

Однако еще больше впечатляет загадочность эффекта прайминга. Выполняя тест на восстановление предложений, вы не знаете, что вас «настраивают» на старость. А как вы можете знать? Ключевые слова хорошо замаскированы. Поражает то, что даже после окончания эксперимента, когда люди медленно шли из кабинета по коридору, они не понимали, что на них было оказано воздействие. Джон Бардж однажды предложил испытуемым сыграть в настольную игру, выиграть в которой можно только сотрудничая друг с другом. И когда он «настроил» игроков на мысль о сотрудничестве, они стали намного покладистее и игра наладилась.

«Позже, — говорит Бардж, — мы спрашивали их: „Тесно ли вы сотрудничали? Хотелось ли вам сотрудничать?“ Они все отрицали, то есть их ответы никак не соотносились с реальным поведением. Игра в эксперименте длилась пятнадцать минут, и участники не успевали понять, что с ними происходило, — даже не догадывались. Свой выигрыш они объясняли случаем, обстоятельствами. Это меня удивляло. Я думал, они должны были, по крайней мере, обратиться к своей памяти. Но они просто не могли».

Джошуа Аронсон и Клод Стил обнаружили аналогичное поведение у чернокожих студентов, которые так плохо справились с заданием после того, как им напомнили об их расовой принадлежности.

«По окончании эксперимента я беседовал с чернокожими студентами и спрашивал: „Как вы думаете, почему вы показали такой низкий результат?“ — рассказывает Аронсон. — Я спрашивал: „Вас не раздражало то, что я попросил указать свою расовую принадлежность?“ Ведь именно это так сильно повлияло на их результаты. И они всегда отвечали „нет“, а иногда даже что-то вроде: „Знаете, я думаю, что действительно недостаточно умен, чтобы учиться здесь“».

Итоги этих экспериментов должны нас насторожить. Они заставляют предположить, что наша так называемая свободная воля во многом является иллюзией: большую часть времени мы действуем «на автопилоте», и наши мысли и поступки подвержены внешнему воздействию в гораздо большей степени, чем можно предположить. Однако, по моему мнению, есть и преимущества в том, что бессознательное проводит свою работу скрытно. Припомним тест на составление предложений, содержащий слова, которые ассоциируются со старостью. Сколько времени вам потребовалось на то, чтобы составить предложения? Думаю, не больше нескольких секунд на каждую фразу. Это немного, и вам удалось быстро справиться с заданием, потому что вы смогли сосредоточиться на нем и блокировать отвлекающие раздражители. Если бы вы выискивали возможные скрытые смыслы в наборах слов, то не смогли бы выполнить задание в таком темпе. Да, намеки на старость изменили скорость вашего движения, когда вы вышли из кабинета, однако что в этом плохого? Ваше бессознательное просто-напросто сообщало вашему организму: я вспомнило, что все мы рано или поздно состаримся, поэтому давай потренируемся. Бессознательное действовало как своего рода администратор вашего мышления. Оно позаботилось о мельчайших деталях вашей мыслительной активности. Оно отмечает все, что происходит вокруг вас, и действует соответствующим образом, предоставляя вам возможность сосредоточиться на более серьезной проблеме.

Группу, организовавшую в Айове эксперимент с игроками в карты, возглавлял невропатолог Антонио Дамасио. Группа Дамасио провела интересные исследования, демонстрирующие, что бывает, когда мыслительная активность человека протекает преимущественно по эту сторону «запертой двери». Дамасио обследовал пациентов с повреждением маленького, но очень важного участка головного мозга, называемого вентромедиальной префронтальной корой, который находится позади носа. Вентромедиальный участок играет важнейшую роль в процессе принятия решений. Он участвует в анализе чрезвычайных ситуаций, взаимоотношений, фильтрует потоки информации, поступающей из внешнего мира, устанавливает приоритеты, отмечая то, что безотлагательно требует нашего внимания. Люди с поврежденным вентромедиальным участком абсолютно разумны. Они могут быть образованными и вполне профессиональными, но им не хватает способности к принятию решений. Другими словами, у них нет того мысленного администратора в бессознательном, который помог бы им сосредоточиться на главном. В своей книге «Descartes’ Error» Дамасио описывает, как он пытался договориться о встрече с пациентом, имеющим такое повреждение мозга.

Я предложил на выбор две даты, обе в следующем месяце и разделенные всего несколькими днями. Пациент достал записную книжку и принялся листать страницы. При этом поведение его (за ним наблюдали несколько специалистов) было замечательным. Более получаса пациент перечислял аргументы за и против каждой из двух предложенных дат: возможные накладки, совпадение по времени с другими визитами, погодные условия — в общем, все, что только можно придумать. Он провел утомительный анализ: просчитал последствия, сравнил варианты и начал все с начала. Мне пришлось призвать на помощь всю мою выдержку и терпение, чтобы не стукнуть кулаком по столу и не потребовать, чтобы он сейчас же прекратил это!

Антонио Дамасио и его коллеги повторили свой эксперимент с красными и синими колодами, пригласив группу пациентов с повреждениями вентромедиального участка. Большинство пациентов, как и обычные люди, в конце концов поняли, что красные колоды лучше не открывать. Но ни разу за все время у этих пациентов не усилилось потоотделение; ни разу их не озарило, что синие колоды предпочтительнее красных. И что самое интересное, эти пациенты даже после того, как разобрались в игре, не перестроили свою стратегию, чтобы избегать красных карт. Они умом понимали, как правильно играть, но не могли использовать это знание для изменения системы игры. «Это как пристрастие к наркотикам, — говорит Антуан Бечара, исследователь из айовской группы. — Наркоманы могут очень хорошо рассказывать о последствиях своего поведения, но не способны поступать так, как надо. Это из-за проблем с мозгом. Вот что мы и пытались выяснить. Повреждение вентромедиального участка мозга нарушает связь между тем, что знаете, и вашими поступками». Пациентам недоставало администратора, который подталкивал бы их в верном направлении, добавляя небольшую эмоциональную деталь — пот, выступающий на ладонях. Когда на кону большие ставки и ситуация меняется слишком быстро, вряд ли мы захотели бы оставаться такими же бесстрастными и абсолютно рациональными, как пациенты с вентромедиальными нарушениями. Мы не согласились бы застыть на месте, перебирая бесчисленные варианты. Иногда бывает лучше, когда разум по ту сторону «закрытой двери» решает все за нас.